Вызов времени
Сегодня в России остро стоит проблема творческих кадров: искусству катастрофически не хватает молодых художников. Нужда возникла не только потому, что выпускники худвузов не надеются на стабильный заработок и сбегают в бизнес. Страшнее другое: немногие способны по-настоящему творчески осмыслить процессы, происходящие в обществе, и дать им адекватное воплощение — неважно, в красках ли, видеороликах или инсталляциях. Главное, чтобы этот разговор о мире и человеке шел на уровне сколь профессиональном, столь и современном, с учетом как жизненных, так и арт-реалий, с памятью о всех свершениях в искусстве, о всех его победах и поражениях на протяжении прошлого века, к которому так хочется применить определение «период бури и натиска».
Под натиском авангарда и модернизма пало немало твердынь, отменена масса правил и канонов, прежде казавшихся незыблемыми. Неотменяемы лишь талант, мастерство, способность мыслить конструктивно и креативно. Кажется, что два начинающих художника — героя этой выставки — услышали вызов времени. Возможно, в силу сенситивной чуткости, присущей юности, уловили его интуитивно. Интуиция — еще один очень важный компонент творческого процесса, истинный художник кожей ощущает потребность говорить по-новому, изменять оптику, идти на эксперимент.
Станут ли Никита Сологубовский и Сергей Надточий, ныне впервые предложившие свои работы на суд широкой публики, художниками, посвятят ли себя архитектуре, а может, изберут совсем иную профессию — это вопрос будущего. Пока они позиционируют себя как ученики известного архитектора и педагога Владислава Кирпичева руководителя Экспериментальной детской архитектурной студии ЭДАС, охотно рассказывая о том, как и чему учил их наставник. Но, так или иначе, в работах тандема Надточий-Сологубовский явлен очень продуктивный пример нового пространственного мышления, стремления к выходу в третье измерение, креативной связи между плоскостью листа и архитектурным объемом, а также планом здания, квартала, города. Эстетика просвечивает здесь в каждой детали, сложность и чистота решения графического листа удивляют не меньше, чем архитектоника, законами которой художники владеют так, что французы сказали бы: “jusqu’au bout des doigts” (буквально — до кончиков пальцев).
Удивляет и радует еще немало черт, присущих дебютантам. Немногие из числа «взрослых», т. е. старших поколений, так досконально знали в школьном возрасте русский авангард и западный модернизм, так блестяще разбирались в художественных стилях и даже психологии зрительского восприятия. Немногим и теперь, даже среди действующих «творцов», свойственны столь тонкий вкус и отточенный глаз, что, кажется, ни одной небрежно проведенной линии, ни одного случайно брошенного пятна… Но главное даже не в этом — в конце концов, широкую эрудицию можно списать на отличную память и продуманное воспитание в семье, колористическое чутье — на врожденные качества, ведь если верить апокрифам, еще Суриков подшучивал над своими учениками: мол, рисовать, можно научить и зайца, вот колориту не обучишь. Совершенно ясно, что демонстрируемая тандемом Надточий-Сологубовский склонность к конструктивному мышлению — результат усвоения стройной педагогической системы, основанной на сугубо пластических ценностях. В этой системе координат уходит второстепенное, многими ошибочно почитаемое за главное, и на первый план выдвигаются категории и понятия, по-настоящему необходимые в искусстве любому, будь он автор произведения или зритель, как будто стоящий «по ту сторону». Переоценке подвергается и такое понятие, как Красота: она просвечивает в стройности мысли, четкости линий, сложности рисунка, но напрочь отвергается как безответственное и слащавое любование, пусть даже воистину прекрасной природой. В произведениях двух начинающих художников зримо протягивается линию от эпохи Ренессанса, а может быть, и от египетских пирамид и зиккуратов Вавилона, через авангард 1910-20-х — в наши дни. Здесь слышны отзвуки творений Палладио, Пиранези, Леду и нашего Леонидова, а также Миса ван дер Роэ и Ле Корбюзье, Тео ван Дуйсбурга и Алваро Аалто… Не буду перечислять всех великих, отмечу только, что в первоисточниках вдохновения для наших героев — и Малевич с Кандинским, и Мондриан, и Филонов, и Клее, а также, что до сих пор редкость в отечественном искусстве, мастера европейского и американского постмодернизма. К счастью, речь идет не о копировании, эпигонстве, а о глубинном переосмыслении наследия, творческом перевоплощении идей всех этих авторов, с которыми Никита и Сергей легко и свободно вступают в диалог, порой используя прямые цитаты, порой — синтезируя в своих листах несколько стилей и манер.
И вот что самое важное, на мой взгляд: молодые авторы либо интуитивно почувствовали, либо в силу специфически «архитектуроцентристской» подготовки пришли к выводу о том, что в наши дни остро встала проблема смены парадигм. Нет сомнений, что прежняя, доминировавшая не менее чем полтысячелетия, парадигма плоской картинки устарела, и уход от нее неизбежен. На протяжении последнего столетия в дверь настойчиво стучатся идеи пространственного, синтетического искусства — кстати, не нового, уже существовавшего во многих культурах, но зачастую воспринимаемого как нечто архаическое. Возможно, именно Никите и Сергею с их юношеским максимализмом и стремлением к поискам идеала, к реализации утопии — причем как художественной, так и направленной на эволюцию общественных вкусов, взглядов, а может быть, и самого общества, — предстоит найти нечто важное, субстанциальное на пути этого синтеза.
Хочется надеяться: появление этих художников на арт-сцене — не единичный случай, а знак прихода в искусство новой генерации. В этом поколении иные представления о целях, пределах и запретах — они почти ничего не боятся, у них иное поле смыслов, для них нет нерушимых авторитетов даже на территории актуального искусства. Осознанно или интуитивно, но они задумываются о главном — философском аспекте пластических искусств, моделирующей социум роли архитектуры. Рисунки и коллажи участников тандема порой напоминают ребусы, интеллектуальные шарады, но на дальнем плане словно угадывается силуэт человека играющего, причем не обязательно нашего современника — он может принадлежать будущему, понимать многое иначе, чем мы, и это, несомненно, — человек счастливый. Вероятно, отсюда у авторов выставки особенный способ мышления — он предполагает категории более сложные, чем линейный узор, колорит или пространство листа. В них заложена тяга к решениям комплексным, захватывающим большие пространства, возможно, градообразующим. Дерзко? Безусловно. Но и столь же рационально.
Эстетизм и утонченность, явная рафинированность того, что создают Никита и Сергей, странным образом отсылают нас к искусству прошлых столетий, к почти утраченной цеховой культуре, к духу соревновательности, который был присущ мастерам и Готики, и Ренессанса, не говоря уж о более близких эпохах. Здесь дело не в борьбе за гранты и премии, ставшей неотъемлемой чертой сегодняшнего арт-процесса, но в искреннем стремлении к совершенству. Почти забытое качество!
Интересно, что, принадлежа к поколению, уже рожденному в век новых технологий, с детства владея компьютером и прочими медиа, которые облегчают и общение, и работу художника, Никита и Сергей тяготеют к кропотливой работе с бумагой, к выходу в реальное пространство — пусть малое, но такое, которое они осваивают и обживают лично, наполняя рукотворными и очень живыми объектами. Владея профессиональными понятиями и навыками, они способны как мыслить крупными формами, так и уделять внимание тонкой нюансировке внутри одного листа. И тогда плоская, на первый взгляд, картинка на деле оказывается вовсе не плоской: в коллаже видны разные слои, рисунок добавляет произведению новые пласты, в том числе смысловые… Знание пластических категорий рождает очень сложные структуры, несмотря на камерный размер работ. А художники умеют выстраивать интригу, обыгрывать детали, поддразнивать и водить за нос простодушного зрителя, словно улыбаясь про себя: “Procul, profani!” (Прочь, непосвященные!). Простим им эту легкую надменность. Важнее всего иное: изощренное сочетание ручной, стремящейся к идеалу техники с интерактивным мышлением рождает ощущение столь бесценной в искусстве подлинности оригинала вкупе с открытостью произведений, которые создают Никита и Сергей, urbi et orbi — граду и миру.
